Адвокат-невидимка

В сентябре оппозиционный политик Алексей Навальный рассказал о нескольких случаях нарушения его права на защиту во владимирской колонии строгого режима №6. Среди прочего администрация ИК заклеила непрозрачным материалом пластиковую перегородку в комнате для свиданий. Теперь Навальный и его адвокаты даже не могут увидеть друг друга. Член совета АП Ленинградской области Евгений Тонков констатирует, что в законах и правилах нет прямого указания обеспечить зрительный контакт между осуждённым и защитником. Оно только кажется очевидным – если считать разум источником права. Но сейчас очевидно, что следствие и суд ориентируются совсем на другие требования. В своей колонке Тонков предупреждает, что адвокаты всё чаще будут сталкиваться с подобными «кафкианскими» действиями оппонентов – и приводит несколько примеров.

В постсоветском законодательстве нет прямо сформулированного права подзащитного видеть (воспринимать зрительно) и слышать (ощущать звуковые колебания воздуха) своего адвоката.

Такое утверждение удивит сторонников естественно-правовой теории. Но легисты (нормативисты, эксклюзивные позитивисты и т. п.) понимают, о чём идет речь. Дело в том, что Уголовно-процессуальный кодекс предусматривает право обвиняемого «пользоваться помощью защитника», «иметь свидания с защитником наедине и конфиденциально… без ограничения их числа и продолжительности» (ч. 4 ст. 47 УПК). Но не регламентирует ни порядок проведения свидания, ни процедуру оказания юридической помощи.

Уголовно-исполнительный кодекс тоже не слишком детализирует процесс: «Для получения юридической помощи осуждённым предоставляются свидания с адвокатами… без ограничения их числа продолжительностью до четырёх часов. <…> Свидания осуждённых с указанными лицами… предоставляются наедине, вне пределов слышимости третьих лиц и без применения технических средств прослушивания» (ч. 4 ст. 89, ч. 6 ст. 158 УИК). И этим законом тоже прямо не предусмотрено право «видеть» и «слышать» адвоката.

Очевидно, что порядок проведения свиданий должен быть исчерпывающе регламентирован Правилами внутреннего распорядка следственных изоляторов и исправительных учреждений ФСИН. Ими, в частности, предусмотрено право осуждённых к лишению свободы получать юридическую помощь посредством свиданий с адвокатами (п.п. 225–228). И эти свидания «предоставляются наедине, вне пределов слышимости третьих лиц и без применения технических средств прослушивания».

Член совета АП Ленинградской области Евгений Тонков

Указанные правила предусматривают большое количество налагаемых на коммуникантов ограничений и запретов. Но вот права непосредственно видеть своего адвоката и слышать его голос ни в одном из нормативных документов я не нашёл.

И вот здесь следует обратить внимание на разум как один из источников права. Здравый смысл должен быть изначально заложен во всех правовых нормах. Законодательные акты и инструкции не содержат упоминания таких очевидных условий свидания, как возможность разговаривать «с глазу на глаз». Вот почему надо применять расширительное толкование вышеуказанных текстов нормативно-правовых актов. И рассматривать право на личную беседу в непосредственном визуальном и вербальном взаимодействии в качестве неотъемлемого элемента права на защиту.

Но свежий российский опыт свидетельствует о другом подходе – а именно об ограничительном толковании прав и свобод человека. История с «заклеенным окном» уже не удивляет адвокатов и правозащитное сообщество. В период пандемии некоторые судьи – очевидно, сторонники кафкианских методов уголовного процесса – продолжали вести заседания в режиме ВКС даже если человек не видел и не слышал большую часть того, что происходило в зале. Казалось бы, при подобных технических сбоях надо отложить судебное заседание. Но какой же судья отложит рассмотрение ходатайства следователя о продлении содержания под стражей в последний день действия этой меры пресечения?..

Можно вспомнить ещё один заслуживающий внимания опыт ограничительной интерпретации процессуальных норм в период пандемии. Тогда в санкт-петербургском СИЗО «Кресты» общение адвокатов с подзащитными осуществлялось через толстое стекло – посредством проводов и телефонных трубок. На допросах следователь в трубку задавал вопросы, очевидные сидящему рядом адвокату. Но ответ подзащитного был слышен только следователю – который записывал то, что считал нужным.

Да, адвокат тоже мог поговорить с подзащитным. И тогда следователь делал вид, что не слышит и не понимает слов обвиняемого – и не записывал в протокол допроса ответы допрашиваемого адвокату. После многочисленных замечаний, процессуальных жалоб и эмоциональных возмущений было дооборудовано два или три «сдвоенных» телефонных места, но их всегда не хватало.

Член совета АП Ленинградской области Евгений Тонков

Очные ставки проводились в таких же условиях – когда обвиняемый в ходе следственного действия не мог полностью слышать разговоры по другую сторону стекла.

Для устранения пробелов в нормативных актах обычно применяется аналогия права и закона. Используются принципы права, разумные подходы к правовым явлениям, разнообразные приёмы систематического и телеологического толкования… Но в складывающейся сегодня новой, немирной реальности – особенно после утраты возможности обращаться с жалобами в Европейской суд по правам человека – акторы силовых ведомств и судьи будут стремиться находить и использовать новые пробелы в нормативно-правовых актах.

Следует принимать во внимание специфику инквизиционного следственного процесса, обвинительный уклон суда и релятивизм подходов к толкованию права. Конечно же, нужно обжаловать действия, бездействие, нормативные и казуальные акты, нарушающие права адвокатов и доверителей. Но имея юридическое образование и опыт практической деятельности мы обязаны понимать: каждое решение судья выносит в первую очередь в своих интересах и в свою пользу.

Член совета АП Ленинградской области Евгений Тонков

Если становление и профессиональная деформация юриста состоялась в следственном органе, а потом он надел судейскую мантию, этот человек всегда будет интерпретировать правовую реальность в пользу стороны обвинения.

В наступившую эпоху постправды мы рискуем оказаться в параллельных правовых подсистемах. А сформировавшиеся принципы российского правового реализма позволят лишать человека возможности видеть и слышать своего адвоката.