«Присяжные – люди простые»

Завтра Первый апелляционный суд рассмотрит жалобу на оправдательный приговор по громкому «делу калининградских врачей». Медики Элина Сушкевич и Елена Белая обвинялись в убийстве новорождённого младенца ради улучшения статистики – но были оправданы присяжными. Ранее «Улица» взяла подробное интервью у защитника Сушкевич – адвоката Камиля Бабасова. Накануне решения апелляционной инстанции мы поговорили с адвокатом Ларисой Гусевой, которая представляет интересы матери умершего ребенка. Она утверждает, что в деле достаточно доказательств вины медиков – но присяжные поддались авторитету известных врачей, которые публично вступались за коллег. Гусева считает, что общественный резонанс оказал незаконное влияние на присяжных – и надеется, что профессиональные судьи отменят приговор.

«Родители сразу решили, что ребёнка убили»

– Как получилось, что вас пригласили представлять интересы потерпевших по делу Елены Белой и Элины Сушкевич?

– Не могу сказать всех подробностей, это всё-таки адвокатская тайна. Но со мной заключили соглашение ещё на стадии следствия.

– Хорошо, а вы можете пояснить, почему потерпевшие решили воспользоваться услугами адвоката? Ведь их интересы, по сути, представляет гособвинение.

– На стадии предварительного следствия у потерпевших возникли определённые трудности. Не забывайте, что Замирахон Ахмедова и её муж – мигранты из Узбекистана. Замирахон не очень хорошо говорила по-русски, не всегда понимала, что происходит, о чём говорит следователь. Ей нужен был человек, который бы медленно и доходчиво всё объяснил.

– Вы принимали раньше участие в «медицинских» делах?

– Нет, поэтому мне было достаточно сложно. Постоянно учила термины, заглядывала в справочники.

– Расскажите о позиции потерпевших по этому делу. Как, по их мнению, развивались события?

– Наши оппоненты заявляли, что Замирахон во время беременности нигде не наблюдалась. Но это не так. Она иностранка без полиса ОМС, поэтому не наблюдалась в женской консультации. Но при этом, по мере возможности, ходила к частному врачу – делала УЗИ, сдавала анализы.

На 24-й неделе у неё начались преждевременные роды. Замирахон отвезли в роддом № 4 – обычно туда направляют женщин, которые не стоят на учёте в Калининграде. Там родился её малыш – 700 граммов, 34 см.

Ахмедовой сказали, что ребёнок жив и его передали в родильную реанимацию. Ему оказывали всю необходимую помощь: врачи назначили лечение, подключили к аппарату ИВЛ, ввели дорогостоящий препарат «Куросурф» – лекарство для недоношенных детей, открывающее лёгкие.

В 8 часов утра на работу пришла и.о. главврача роддома Елена Белая. Ей доложили, что ночью родился недоношенный ребёнок. Белая посмотрела на него и стала уговаривать Ахмедову отказаться от него. Говорила, что мозг и лёгкие у него не работают – мол, если и выживет, то останется инвалидом.

Если бы Замирахон подписала отказ, то развязала бы Белой руки.

– Что вы имеете в виду?

– Если бы Замирахон отказалась от ребёнка, то он перешёл бы в ведение государства. А государство вряд ли может контролировать каждого ребёнка в роддоме. Поэтому Белая могла бы просто отключить его от аппарата ИВЛ и переделать по-тихому документы. Статистика роддома была бы идеальная.

Но Ахмедова не хотела подписывать отказ. Тогда главврач решила надавить на неё и отвела в палату с ребёнком. Ахмедова увидела, что он живой – ручки, ноготочки, всё было. Крохотный младенец – размером с мужскую ладонь. Моя доверительница расплакалась и окончательно отказалась подписывать документы об отказе.

После этого Белая вызвала к себе в кабинет заведующую родовым отделением и двух акушеров-гинекологов, принимавших роды. Одна из врачей записала разговор на телефон. Белая кричала, что подчинённые её всё время «подставляют». Требовала «переписать историю». Врачи ей ответили: «Мы уже сказали матери, что ребенок жив, – как мы можем теперь сказать, что он родился мёртвый?» Белая ответила, что раз мать не обследована, «значит, в ребёнке не заинтересована». В итоге медицинские документы они переделали.

– Я здесь вижу некоторое противоречие – получается, Белая сама показала ребёнка матери, а потом велела записать его мертворождённым?

– Да, это действительно совершенно нелогично. По сути, Белая в процессе никак не объяснила свои высказывания на этой записи. Она говорила, что её слова про мертворождённого – это «эмоции». Вообще всё, что выставляло её в плохом свете перед присяжными, она списывала на «эмоции». Она легко заводится и переходит на крик – так случалось и в процессе.

Вернёмся к событиям в роддоме. Врачи вызвали бригаду из регионального перинатального центра. Дежурным врачом бригады была Элина Сушкевич. Она приехала, начала оказывать ребёнку помощь, смотрела анализы.

Заведующая отделением новорождённых Татьяна Косарева позже рассказала следствию о дальнейших событиях. По её словам, Белая спросила у Сушкевич, что в перинатальном центре делают с такими детьми. Та ответила – в родильном зале вводят сульфат магния, а матери говорят, что он мёртвый родился. Тогда Белая приняла решение, что надо поступить так же. Попросила Косареву ввести мальчику магния сульфат. Та отказалась. Тогда Сушкевич встала, взяла при Косаревой ампулу, набрала полный шприц – и через пупочный катетер ввела ему 10 мл магния сульфата. Через четыре минуты ребёнок умер. Насколько я знаю, никого ещё не привлекали за убийство таким способом – введением сульфата магния.

– Я правильно понимаю, что позиция потерпевших полностью совпадает с позицией обвинения?

– Да. Родители сразу решили, что ребёнка убили. Вообще, дело возбудили по анонимному звонку. Но теперь мы понимаем, что это была старшая сестра Ахмедовой – Зиёда. Когда ребёнок погиб, она решила, что его отключили от аппарата ИВЛ. И начала по этому поводу всем звонить – журналистам, в полицию, везде.

Уже потом судмедэксперт объяснил нам, что если бы ребёнка просто отключили, то была бы совсем другая картина смерти. Он умирал бы несколько часов – и при вскрытии было бы видно, что он умер от удушья.

Но к тому моменту Зиёда уже добилась начала расследования.

– Вы сказали, что сестра потерпевшей позвонила в полицию. Это было официально установлено? Или она сама об этом сказала?

– Нет, мы это уже в частной беседе выясняли. Замирахон сама поначалу не поняла, почему к ней в палату пришли следователи.

– Насколько активно потерпевшие участвовали в этом процессе?

– Совсем не активно. Мы специально это делали – потому что это эмоционально тяжёлый процесс. На первом допросе Замирахон и Зиёда очень сильно плакали. Потом Замирахон снова забеременела, у неё был очень сильный токсикоз. Чтобы не волноваться, она пришла только на прения.

«У нас всё дело построено на вещественных доказательствах»

– Давайте перейдём к судебному процессу. Ранее мы взяли интервью у адвоката Камиля Бабасова, защитника Элины Сушкевич. Он очень подробно критиковал экспертизы…

– Да, единственный довод защиты – что в деле плохая экспертиза. Мол, эксперты неправильно всё сделали.

Давайте посмотрим внимательнее. В деле было три судебно-медицинских и одна спектрографическая экспертиза. Когда ребёнок умер, первую экспертизу провели в судебно-медицинском бюро Калининградской области. Эксперт вскрыла тело и установила болезнь гиалиновых мембран – стандартный диагноз для недоношенных детей. Поскольку больше ничего она не увидела, то так и написала, что смерть произошла от болезни мембран.

Потом, в процессе, она объяснила, что наличие большого количества магния в организме внешне определить нельзя. А в Калининградской области вообще нет аппаратуры, позволяющей установить уровень магния.

Тогда следователь отправил кусочки органов, которые брались у малыша при вскрытии, на спектрографическую экспертизу в Москву. Он составил для экспертов список химических элементов, которые они должны были установить. Я не знаю, как следователь догадался об этом. Может, у него была какая-то оперативная информация. И первая спектрографическая химическая экспертиза установила наличие магния. Я не помню сейчас точную цифру, но количество магния в 20 раз превышало норму для взрослого человека весом 75 кг. А наш ребёнок был 700 грамм.

Потом Татьяна Косарева дала новые показания – и рассказала, как всё было на самом деле. Она объяснила, что первые полгода расследования боялась давления со стороны Белой, Сушкевич и их сторонников.

Адвокат Лариса Гусева

Надо понимать, что Косарева в Калининграде приезжая, живёт в служебной квартире. Она боялась, что её выгонят с работы, отберут квартиру. Но потом всё же пришла к следователю и сказала, что больше не может молчать.

После этого назначили комиссионную экспертизу, которую провели в Санкт-Петербурге. Она также показала повышенное содержание сульфата магния.

Сушкевич и Белая были очень недовольны заключением и ходатайствовали о назначении дополнительной экспертизы. Они поставили 42 дополнительных вопроса. Их ходатайство удовлетворили, назначили дополнительную комиссионную судебно-медицинскую экспертизу. Привлекли кучу специалистов – судмедэксперт, неонатологи, токсикологи, врачи-акушеры. И эти эксперты пришли к тем же выводам: грубо говоря, мать должна была съесть вагон магнезии, чтобы у ребёнка её нашли в таком количестве. Поэтому эксперты написали, что магний попал в организм извне.

– Получается, что результаты комиссионной экспертизы являются ключевым доказательством обвинения по делу?

– Да, ключевые доказательства – это экспертиза и показания Косаревой. Прямые доказательства вины.

«Надеялись, что присяжные нас выслушают»

Адвокат Камиль Бабасов – о специфике работы по «делу врачей»

– Защита называла выводы экспертизы абсурдными. Они утверждали, например, что эксперты руководствовались нормативами по количеству сульфата магния в крови у взрослых – а у новорождённых они очень сильно отличаются.

– Они выдают желаемое за действительное. Эксперты все эти моменты очень доходчиво объясняли нашим оппонентам. Защита права только в одном моменте – действительно, не существует научных данных о том, какое количество магния нормально для такого ребёнка. Потому что никто не даст накачивать магнием новорождённых младенцев.

– Ещё защита утверждает, что у ребёнка не смогли взять анализ крови – а только он смог бы показать уровень содержания магния.

– Это неправда, защита просто не знала, что говорить. Кровь у ребёнка три раза брали. Да, её было мало – [но потому что] ребёнок весил 700 грамм.

– Защита настаивала, что эксперты находились в зависимом положении от Следственного комитета.

– Не понимаю, с какой стати. Один из экспертов – главный внештатный неонатолог России. Где он, а где Следственный комитет?

– То есть, вы не видите проблемы в том, что Следственный комитет…

– Мы все зависим от нашего государства. Любого человека можно обвинить в том, что он зависит от чего-либо – в том числе от государства. Защита просто не знала, что говорить.

– Вы ссылаетесь на высокий уровень экспертов. Насколько я знаю, защита также ходатайствовала о вызове на допрос ряда высококвалифицированных специалистов – но им отказали.

– В постановлении Пленума Верховного Суда «О судебной экспертизе по уголовным делам» сказано, что специалист не проводит исследование вещественных доказательств и не формулирует выводы. А у нас всё дело построено на вещественных доказательствах. Экспертиза не была признана недопустимым доказательством. Тогда на каких основаниях мы будем ещё чьё-то мнение спрашивать? Один [специалист] будет комментировать согласованное мнение пяти человек? Мы что, устраиваем научный спор?

«Статистика – это наше всё»

– Вы упоминали, что медикам вменялся мотив – искусственное создание благоприятной картины успешной работы роддома.

– Даже не одного лишь роддома. Я уже не помню, в каком году уважаемый Владимир Владимирович Путин и всё руководство страны озадачились высокой смертностью новорождённых. Вложили много бюджетных денег, построили региональные перинатальные центры. И если бы врачи записали ребёнка умершим после рождения, то приехала бы специальная бригада – проверять их действия.

Минздрав и правительство очень озабочены смертностью новорождённых детей. На снижение этого показателя выделили деньги и с каждого субъекта спрашивают: почему у вас умирают новорождённые? Никто не хотел отвечать за это.

– Элина Сушкевич утверждала, что оценка её работы не зависит от статистических показателей.

– Она врёт. Во-первых, она в этом роддоме подрабатывала, была дежурным врачом. Во-вторых, если бы она забрала ребёнка и он умер в машине или в перинатальном центре, то отрицательная статистика пошла бы уже перинатальному центру.

Адвокат Лариса Гусева

Оценка эффективности работы медицинского учреждения идёт из статистики. Вы молодая, наверное, не видели «Служебный роман». Там показано, что статистика – это наше всё.

И после этого уголовного дела в Калининградской области резко изменилась статистика. Раньше у них было очень много мертворождённых детей – и гораздо меньше смертей антенаталов. Антенатал – это когда родился живой и умер. Так вот, после уголовного дела всё резко поменялось: стало больше антенаталов и уменьшилось число всех остальных.

«Своим именем давили на присяжных»

– Дело рассматривалось судом присяжных. У вас возникли какие-то специфические сложности в связи с этим?

– Я первый раз участвую в суде присяжных со стороны обвинения. Мне было очень интересно. В суде присяжных много чего нельзя говорить, нельзя вызывать эмоции. Ты всё время должен контролировать свою речь, находиться в определённых рамках. Это тяжело.

– Вам было сложно из-за этих ограничений представлять свою позицию?

– Мне – нет. Я представляла потерпевших. Сложнее было стороне защиты. Большинство адвокатов всё равно ориентируются на поведение председательствующего. А здесь надо смотреть, как реагируют присяжные. Но присяжные были в масках из-за ковида и уловить их реакцию было тяжело.

– В этом деле очень много противоречивой информации…

– В этом деле всё предельно логично и ясно.

– Я переформулирую: когда в деле так много разных позиций, это усложняет работу с присяжными?

– Конечно, усложняет. Нелегко, когда ты должен не только доказывать свою правоту, но и опровергать позицию оппонента.

– Вы ожидали, что будет вынесен оправдательный вердикт?

– На прениях мне почему-то показалось, что именно так и будет. Я посмотрела в глаза присяжным и поняла, что они вынесут такое решение. Было предчувствие.

И я не понимаю этот вердикт. Хорошо, я бы ещё поняла, если бы присяжные посчитали, что не доказано введение сульфата магния именно подсудимыми. Но присяжные отрицательно ответили на первый же вопрос: «Доказано ли, что смерть ребёнка произошла от острого отравления сульфатом магния?». Двумя экспертизами установлено, что ребёнок умер от сульфата магния. А присяжные пять против трёх решили, что не доказано.

Мы не согласны с этим. В деле море доказательств: экспертизы, аудиозапись, переделанные медицинские документы, прямые показания свидетеля Косаревой, показания других врачей.

– Как вы думаете, почему тогда присяжные оправдали врачей?

– Я считаю, что значительный общественный резонанс оказал незаконное влияние на присяжных. Я об этом пишу в своей апелляционной жалобе.

Адвокат Лариса Гусева

Присяжные – это судьи факта, они должны изложить своё мнение. Они не должны прислушиваться к заявлениям, что на дворе 1953-й год, что устроили гонения на врачей.

Рошаль, Володин и другие профессора, которые высказались по делу, – уважаемые публичные люди. И они своим именем давили на наших присяжных. Они не имели права это делать. Доктор Рошаль в статье в «Российской газете» ещё до рассмотрения дела по существу вывалил в общественное поле доказательства – и дал каждому оценку.

Первые неделю-две процесса к суду приходили дети и дарили обвиняемым цветы. Те с букетами заходили в зал судебного заседания. Ахмедовы потеряли своего единственного ребёнка – а подсудимые сидят с белыми цветами, счастливые и довольные.

– В интервью RT вы предположили, что присяжные испугались резонанса. Вы думаете, что они боялись каких-то последствий в случае обвинительного вердикта?

– Я думаю, да. Половина врачей Калининградской области кричала о невиновности Сушкевич и Белой. А ведь все мы люди, все мы иногда болеем. Мне писали в социальных сетях, что я возглавляю крестовый поход против российской медицины – и что не дай бог я заболею…

– Как вы думаете, национальность ваших доверителей повлияла на ход процесса?

– Мне кажется, да. Присяжные – люди простые. А простые люди часто не очень хорошо относятся к мигрантам. Тем более в Калининграде. Это в больших городах, как Москва или Питер, все к ним уже привыкли.

А ещё в соцсетях все писали, что узбеки понаехали сюда рожать. Что Ахмедовы хотят получить денег от наших врачей. А мы даже гражданский иск не заявляли. Мне было сказано – нам деньги не нужны. Нам нужна справедливость.

«Ребёнок такой был не один»

– Как вы думаете, почему именно это дело привлекло столько внимания со стороны медицинского сообщества?

– У меня есть по этому поводу мысли, но я не буду их озвучивать.

– Это дело может повлиять на российскую медицину?

– Оно, конечно, может повлиять. У меня есть и про это соображения, но я бы хотела и их оставить при себе. Но могу сказать, что на статистику Калининградской области уже повлияло. Новорождённые стали резко умирать – и почти не стало мертворождённых. С чего это вдруг?

– То есть вы думаете, что такие уголовные преследования могут мотивировать врачей…

– Я думаю, что ребёнок такой был не один. А теперь врачи боятся так делать.

Адвокат Лариса Гусева

Врачи не должны принимать решение, жить недоношенному ребёнку или нет. У нас что, фашистская Германия?

– На ваш взгляд, достаточно ли законодательство защищает права пациентов?

– Мне кажется, нет.

– А что бы вы поменяли?

– Я об этом даже не думала. Да, не работает закон, с теми же мигрантами не работает. Мигранты в России вообще бесправные люди. Но я не готова ответить на этот вопрос.

– Как вы думаете, если ввести в УК специальные составы, охватывающие профессиональную деятельность врачей, это исправит ситуацию?

– Думаю, нет. И я не вижу в этом необходимости. Врачебная ошибка – это убийство по неосторожности. Нет смысла под врачей какие-то отдельные статьи вводить. В Уголовном кодексе уже достаточно составов преступлений. Как шутили в советское время, был бы человек – а статья найдётся.