Вопрос жизни и смерти. Если вы видели человека с красным блокнотом, прочитайте это.
Я работаю на правительство. В исследовательской лаборатории, занимающейся разработкой экспериментального оружия. В первую очередь, биологического. Я не раскрою вам больше никаких деталей, потому что уже наговорила достаточно и рискую разоблачением моей личности, но скажу так: я точно не стажер. Я многое повидала. Кое-что узнала. И кое-что создала.
Создала его. Или, вернее сказать, воссоздала. Озадачены? Я вас не виню. Если вы заинтересовались этим текстом, то скорее всего хорошо знакомы с концепцией легенд и мифологии. Вещи, описанные в них, подпитываются коллективным воображением, набирают силу и мощь от веры людей в их существование. Оживают на наших языках. Мы произносим их имена, рассказываем их истории, а они растут и развиваются, пока не обретут собственную силу. Их невозможно забыть. И невозможно удержать.
Человек с красным блокнотом – один из них. Я не могу с уверенностью сказать, но думаю, что его легенда берет начало из цепочки электронных писем, популярной в конце 90-х. Вы наверняка с такими сталкивались: перешли это письмо 20 людям, иначе какой-нибудь мудак зарубит тебя топором. В его истории все было немного по другому. По легенде, он находил своих жертв и рисовал их. Иногда тонущими. Иногда умирающими на больничной койке. А иногда разорванными на части. Версий легенды было множество и то, с какой столкнетесь именно вы, было просто делом случая. Но все они объединены одной общей чертой. Он нарисует тебя, и ты умрешь.
Главной особенностью его легенды было том, что он делал безумно тщательные наброски, с точностью до детали. Он не рисовал схематичную фигурку с подписью "Салли", пронзенную флагштоком, нет. В его наброске Салли была бы детальным рисунком с безукоризненными штрихами и идеальными линиями. Настоящее произведение искусства. Конечно, были и исключения из правил: макияж, морщины, длина волос… – вещи, естественно изменяющиеся в течении жизни. В этом случае точность была не важна. Пока все основное было отражено в рисунке, его чудовищное проклятие действовало.
Но была у точности еще и другая сторона: его наброски не создавались мгновенно. Иногда на них уходило несколько часов. Даже дней. И только после того, как он закончит рисунок и поставит свою неразборчивую подпись, смертный приговор будет приведен в исполнение.
В тот день, получив задание, я не смогла удержаться от смеха. Я помню, как сказала боссу: “Воплотить легенду в жизнь? Вы же в курсе,что первое апреля было полгода назад? ”
Но она не рассмеялась в ответ. Помню, как она глубоко вздохнула, поправила блузку и села напротив меня. Помню ее пальцы, стискивающие кружку, нервное подергивание уголка ее рта и запах дешевого кофе. “Страх, – осторожно проговорила она, – это оружие более мощное, чем пули и бомбы. Он нужен нам. Сейчас”.
Это было шесть лет назад. С тех пор я выросла умственно и физически. И Человек тоже. Он начал жизнь в пробирке, бесформенный и беспомощный. Однако некоторое время спустя он уже научился ходить и говорить. А потом убивать. Сначала пленных, привезенных из секретных операций. Мы забирали их из черных зон и помещали в лабораторию, которую называли Красной комнатой. Заключенный, закованный в цепи, сидел напротив Человека, отделенного от него плексигласовой перегородкой. Он рисовал их, и они умирали. Иногда загорались. Иногда взрывались полчищами насекомых, расцарапывали себя до крови и живьем сдирали с себя кожу. Но они всегда умирали.
Естественно, мы не разрешали ему пользоваться блокнотом вне Красной комнаты. Когда эксперименты не проводились, он сидел один в своей маленькой камере, сжавшись в комок в углу, опустив голову. Не мне его судить, ведь у него был только тонкий матрас, судно для справления нужды и двухразовое питание. За ним все время наблюдали несколько камер, на всякий случай. Мы даже позаботились о том, чтобы охранники циклически менялись, на случай, если ему удастся вызвать у кого-нибудь из них сочувствие. Черт возьми, моя команда даже немного подкрутила его генетический код, и он практически не нуждался в душе. И почти всегда Человек был надежно заперт.
Мы приняли все меры, вот что я хочу донести. Прикрыли тылы.
Но, несмотря на это, он сбежал. Мой босс сообщила мне эту новость на прошлой неделе. Сначала я подумала, что это шутка. Такого просто не могло быть! Никто никогда не сбегал с Объекта. Черт, да я до сих пор помню тот день, когда он открылся. Тогда я была еще совсем молоденькой девушкой, знающей в жизни только черное и белое, воодушевленной патриотизмом и горящей желанием помочь своей стране “победить плохих парней”. Помню подрядчика, курирующего строительство: полного волосатого мужчину с толстыми пальцами, от которого разило чесночной колбасой. Он называл Объект “произведением-мать-его-искусства” и гордо хвастался, что “даже Шерлок-гребаный-Холмс не смог бы выбраться отсюда”.
И все же, Человек сбежал.
И не просто сбежал, но и оставил после себя кровавую баню. Всего погибло более десяти сотрудников службы безопасности. Одна из охранников была найдена у дверей камеры Человека. Ее череп был расколот, и мозг сочился из дыры в голове. Другого нашли у пульта управления камерами слежения. Рядом с пустой бутылкой отбеливателя и всего покрытого кровавой рвотой. Еще один был мне другом и начальником ночной охраны. Его тело валялось на трупе женщины, работающей за стойкой регистрации. У обоих были прострелены головы.
Все это было ужасающим, но одновременно и интригующим. Как такое могло произойти? Камера Человека была полностью изолирована и не позволяла ему видеть никого из персонала. Все, чем он располагал – крошечная щель внизу двери, через которую ему пропихивали еду, а он выталкивал судно со своим дерьмом. Каждую неделю, забирая его на эксперименты, мы посылали персонал отдраить комнату и убедиться, что он не рисует ни на одной из поверхностей. Конечно, мы пытались узнать, что произошло, по записям камер, но все они были отключены на время побега. На пленке ничего не было. Он просто исчез.
Через пару часов после побега мне позвонили из отдела Информационных технологий. Они просматривали старые кадры с Человеком в надежде найти какие-нибудь предпосылки или намек на будущие события. Что-то, что могло бы указать на будущую трагедию. Они показали мне записи с Человеком в его камере, но я не нашла в них ничего необычного. Я видела это уже тысячу раз. Он просто сидел в дальнем углу, опустив голову, и молча ждал, когда пора будет есть или сходить по нужде. Послышался звук открывающейся щели в двери, женский голос позвал мужчину ужинать, и накрытый крышкой поднос скользнул по полу. Мужчина потянулся забрать тарелку... И тогда я увидела это.
Его плоть была расписана, как кровавый гобелен. Рисунок, казалось, вырезанный острым краем ногтя, покрывал его грудь и живот, подробный и сложный, с множеством деталей. Он быстро поправил выбившуюся рубашку, заправив ее за пояс. Я застыла в пораженном молчании.
– Можешь воспроизвести момент, где его рубашка задралась? – тихо спросила я. – Сделать снимок и увеличить?
Техник кивнул и сделал, как я просила. И вот тогда-то все и сошлось. Отметины, которые я заметила на теле Человека, были ничем иным, как планом побега. Его наброском. Каждый рисунок – безукоризненное изображение охранников Объекта, вырезанный краем ногтя. Каждый – еще один кусочек головоломки. На одних охранник отпирала камеру, а затем проламывала себе череп тяжелой стальной дверью. На других охранник отключает камеры, а затем глотает отбеливатель. На последней серии рисунков был изображен мой друг – начальник охраны. Он убивает семерых сотрудников Объекта, а затем стреляет себе в лицо.
Там был и еще один набросок. Я узнала это лицо, и мое сердце пропустило удар, прежде чем я успела осознать, что человек на рисунке еще жив. Эта молодая женщина работала секретарем при нашем архиве. Она трагически потеряла руку в аварии пару месяцев назад. Она еще не вернулась на работу, но, судя по рисункам, должна была сжечь архивы и все данные об исследованиях Человека, а затем и сама броситься в огонь.
Вот только у вырезанной в плоти фигурки все еще было две руки. У меня в голове что-то щелкнуло, и я поняла, как Человек все это провернул. Он готовился в промежутке между экспериментами. В то время, как мы вели его в Красную комнату и обратно. Шагал по коридорам, закованный в цепи, и изучал нас. Наши лица. Особенности. Он собирал информацию и хранил ее в своей памяти, стараясь запомнить все тонкости расписания охраны. В конце концов, он здесь вырос, провел годы на Объекте. У него было достаточно времени, чтобы подготовиться.
Сначала мой босс отказывалась в это верить. Она говорила, что о таком не было ни слова в оригинальной легенде, в тех цепочках писем. Что ему был необходим красный блокнот, необходим зрительный контакт с жертвой, чтобы зарисовать ее.
Конечно, это была ошибка. Мы забыли, что легенды могут меняться.
Теперь эта ошибка стоит людям жизней. Я постоянно вижу его жертв в новостях. Их легко пропустить, если не знаешь, что ищешь, но я знаю, что Человек не стоит на месте, что он снова убивает. Объект и правительство отказываются это комментировать. Они не допустят, чтобы то, чем мы занимаемся и какой опасности подвергаем общество, выплыло наружу. Мой босс погибла два дня назад. За день до того скончался один из членов моей исследовательской команды. За день до того – еще двое. Я бы и сама уже была бы мертва, если бы не поняла принцип действия проклятия Человека и не отрезала себе палец.
Теперь я беру дело в свои руки. Я предаю это дело гласности и поднимаю общую тревогу. Человек с красным блокнотом на свободе. Возможно, он уже рисует вас. Вы наверняка даже не заметите, как он это делает. Может быть, это тот, кто мимоходом поздоровался с вами на улице. Или просто запомнил ваши черты. Но если вы вдруг осознаете, что кто-то слишком внимательно вас рассматривает или пристально изучает вас, прежде чем опустить ручку на бумагу, знайте: самое время бежать.
Время бежать и, возможно, пожертвовать пальцем, для верности.
~
Оригинал (с) Born-Beach
Телеграм-канал, чтобы не пропустить новые посты